Трагедия (408—406 до н. э.)
Начиналась Троянская война. Троянский царевич Парис
обольстил и похитил Елену, жену спартанского царя Менелая. Греки
собрались на них огромным войском, во главе его встал аргосский царь
Агамемнон, брат Менелая и муж Клитемнестры — сестры Елены. Войско
стояло в Авлиде — на греческом берегу, обращенном к Трое. Но отплыть
оно не могло — богиня этих мест Артемида, охотница и покровительница
рожениц, наслала на греков безветрие или даже противные ветры.
Почему Артемида это сделала — рассказывали
по-разному. Может быть, она просто хотела защитить Трою, которой
покровительствовал ее брат Аполлон. Может быть, Агамемнон, на досуге
развлекаясь охотою, одной стрелою поразил лань и не в меру гордо
воскликнул, что сама Артемида не ударила бы метче, — а это было
оскорблением богине. А может быть, случилось знаменье: два орла схватили
и растерзали беременную зайчиху, и гадатель сказал: это значит — два
царя возьмут Трою, полную сокровищ, но им не миновать гнева Артемиды,
покровительницы беременных и рожениц. Артемиду нужно умилостивить.
Как умилостивить Артемиду — об этом рассказ был
только один. Гадатель сказал: богиня требует себе человеческой жертвы —
пусть на алтаре будет зарезана родная дочь Агамемнона и Клитемнестры,
красавица Ифигения. Человеческие жертвы в Греции давно уже были не в
обычае; а такая жертва, чтобы отец принес в жертву дочь, была делом
совсем неслыханным. И все-таки жертву принесли. За Ифигенией послали
гонцов: пусть ее привезут в греческий стан, царь Агамемнон хочет выдать
ее замуж за лучшего греческого героя — Ахилла. Ифигению привезли, но
вместо свадьбы ее ждала смерть: ее связали, завязали ей рот, чтобы крики
ее не мешали обряду, понесли к алтарю, жрец занес над нею нож… Но здесь
богиня Артемида смилостивилась: она окутала алтарь облаком, бросила
под нож жреца вместо девушки жертвенную лань, а Ифигению унесла по
воздуху на край земли, в Тавриду, и сделала там своей жрицей. О судьбе
Ифигении в Тавриде Еврипид написал другую трагедию. Но никто из греков
не догадывался о случившемся: все были уверены, что Ифигения пала на
алтаре. И мать Ифигении, Клитемнестра, затаила за это смертную ненависть
к Агамемнону, своему мужу-детоубийце. Сколько страшных дел последовало
за этим, покажет потом Эсхил в своей «Орестее».
Вот об этом жертвоприношении Ифигении и написал
свою трагедию Еврипид. В ней три героя: сперва Агамемнон, потом
Клитемнестра и, наконец, сама Ифигения.
Начинается действие разговором Агамемнона со своим
верным стариком рабом. Ночь, тишь, безветрие, но в сердце Агамемнона нет
покоя. Хорошо рабу: его дело — послушание; тяжело царю: его дело —
решение. В нем борются долг вождя: повести войско к победе — и чувство
отца: спасти свою дочь. Сперва долг вождя пересилил: он послал в Аргос
приказ привезти Ифигению в Авлиду — будто бы для свадьбы с Ахиллом.
Теперь пересилило чувство отца: вот письмо с отменой этого приказа,
пусть старик как можно скорее доставит его в Аргос к Клитемнестре, а
если мать с дочерью уже выехали, пусть остановит их в дороге и вернет
назад. Старик уходит в путь, Агамемнон — в свой шатер; всходит солнце.
Появляется хор местных женщин: они, конечно, ни о чем не знают и в
долгой песне искренне прославляют великий задуманный поход, перечисляя
вождя за вождем и корабль за кораблем.
Песня хора обрывается неожиданным шумом. Раб-старик
недалеко ушел: при выходе из лагеря его встретил тот, кому эта война
нужнее и дороже всего, — царь Менелай; недолго думая, он отнял тайное
письмо, прочитал его и теперь осыпает Агамемнона укорами: как, он
изменил себе и войску, он приносит общее дело в угоду своим семейным
делам — хочет сохранить дочь? Агамемнон вспыхивает: не Менелай ли
затеял все это общее дело в угоду собственным семейным делам — чтобы
вернуть жену? «Тщеславец! — кричит Менелай, — ты домогся командования и
слишком много берешь на себя!» «Безумец! — кричит Агамемнон, — много я
беру на себя, но греха на душу не возьму!» И тут — новая пугающая весть:
пока братья спорили, никем не предупрежденная Клитемнестра с Ифигенией
уже подъехала к лагерю, войско уже знает об этом и шумит о царевниной
свадьбе. Агамемнон поникает: он видит, что одному против всех ему не
выстоять. И Менелай поникает: он понимает, что конечный виновник гибели
Ифигении — все-таки он. Хор поет песню с любви доброй и недоброй:
недоброй была любовь Елены, вызвавшая эту войну.
Въезжают Клитемнестра и Ифигения, сходят с
колесницы; почему так печально встречает их Агамемнон? «Царские заботы!»
Точно ли Ифигению ожидает свадьба? «Да, ее поведут к алтарю». А где же
свадебная жертва богам? «Ее я и готовлю». Агамемнон уговаривает
Клитемнестру оставить дочь и вернуться в Аргос. «Нет, никогда: я — мать,
и на свадьбе я — хозяйка». Клитемнестра входит в шатер, Агамемнон идет
в лагерь; хор, понимая, что жертвы и войны не миновать, заглушает
печаль песней о грядущем падении Трои.
За всем этим остался забыт еще один участник
действия — Ахилл. Его именем воспользовались для обмана, не сказавши
ему. Сейчас он как ни в чем не бывало подходит к шатру Агамемнона: долго
ли ждать похода, воины ропщут! Навстречу ему выходит Клитемнестра и
приветствует его как будущего зятя. Ахилл в недоумении, Клитемнестра —
тоже; нет ли здесь обмана? И старик раб раскрывает им обман: и умысел
против Ифигении, и мучения Агамемнона, и его перехваченное письмо.
Клитемнестра в отчаянии: она с дочерью в ловушке, все войско будет
против них, одна надежда — на Ахилла, ведь он обманут так же, как они!
«Да, — отвечает Ахилл, — я не потерплю, чтобы царь играл моим именем,
как разбойник топором; я воин, я повинуюсь начальнику на благо дела, но
отказываюсь от повиновения во имя зла; кто тронет Ифигению, будет иметь
дело со мной!» Хор поет песню в честь Ахилла, поминает счастливую
свадьбу его отца с морской богиней Фетидой — такую непохожую на нынешнюю
кровавую свадьбу Ифигении.
Ахилл ушел к своим воинам; вместо него возвращается
Агамемнон: «Алтарь готов, пора для жертвоприношенья» — и видит, что
его жена и дочь уже все знают. «Ты готовишь в жертву дочь? — спрашивает
Клитемнестра. — Ты будешь молиться о счастливом пути? и о счастливом
возврате? ко мне, у которой ты отнимаешь невинную дочь за распутницу
Елену? кее сестрам и брату, которые будут шарахаться от твоих кровавых
рук? и даже не побоишься правой мести?» — «Пожалей, отец, — заклинает
Ифигения, — жить так радостно, а умирать так страшно!» — «Что страшно и
что не страшно, я знаю сам, — отвечает Агамемнон, — но вот в оружии
стоит вся Греция, чтобы чужеземцы не позорилиее жен, и для нее мне не
жаль ни своей крови, ни твоей». Он поворачивается и уходит; Ифигения
жалобной песней оплакивает свою судьбу, но слова отца запали ей в душу.
Возвращается Ахилл: воины уже знают все, весь
лагерь кипит и требует царевну в жертву, но он, Ахилл, будетее защищать
хотя бы один против всех. «Не нужно! — выпрямляется вдруг Ифигения. — Не
обнажайте мечей Друг на друга — сберегите их против чужеземцев. Если
речь идет о судьбе и чести всей Греции — пусть я буду ее спасительницей!
Правда сильнее смерти — я умру за правду; а мужи и жены Греции почтят
меня славой». Ахилл в восхищении, Клитемнестра в отчаянии, Ифигения
запевает ликующую песнь во славу кровожадной Артемиды и под эти звуки
идет на смерть.
Здесь обрывается трагедия Еврипида. Дальше
следовала концовка — в вышине появлялась Артемида и возвещала
страждущей Клитемнестре, что дочь ее будет спасена, а под ножом погибнет
лань. Потом приходил вестник и рассказывал Клитемнестре, что он видел,
когда совершалось жертвоприношение: чин обряда, муки Агамемнона,
последние слова Ифигении, удар жреца, облако над алтарем и ветер,
вздувший наконец паруса греческих кораблей. Но эта концовка сохранилась
только в поздней переделке; как откликалась на это Клитемнестра, как
зарождалась в ее сердце роковая мысль о мести мужу, мы не знаем. |